Как казахский стал языком городских субкультур и уличного искусства


Журналист Асем Жапишева рассуждает, как под влиянием времени казахский язык и культура вышли на новый уровень.

В наушниках Qazaq Indie, одет в свитшот Qazaq Republic, в руках — Botelke, attitude — Ozinshe — за последние несколько лет усредненный портрет креативного молодого казахстанца, «хипстера» — как их называют люди, не понимающие значения этого термина, начал выглядеть именно так. Казахский язык и латиница начали доминировать в повседневной жизни, а искусство — все меньше подражать происходящему извне и все больше отражать происходящее внутри страны.

С одной стороны, значительное увеличение влияния казахского языка — лишь отражение демографических трендов и общественных настроений, с другой — то, что может объединить разрозненное общество и к чему разные группы людей одновременно стремились если не 30, то последние 10 лет точно, — деколонизации сознания.

Текст

АСЕМ ЖАПИШЕВА

Демография и латиница

Первопричиной усиления роли казахского языка в культуре и обществе, как и появления огромного количества казахоговорящих субкультур в последние годы стала, конечно же, демография. За счёт высокой рождаемости и переселения казахоязычного населения стало, во-первых, банально больше. Во-вторых, оно значительно омолодило страну. C 2008 по 2018 годы количество учащихся русскоязычных школ упало с 918 тысяч до 395 тысяч, притом что количество учеников увеличилось с 2,5 миллионов до трёх.

С 2001 по 2017 годы количество абитуриентов, выбравших казахское отделение для учебы в университетах увеличилось вдвое — с 30 % до 63 %. Медианный возраст казахстанца при этом — 30,8 лет, как и возраст половины жителей Алматы. Иными словами, даже демографически сформировался запрос на выход казахского языка из тени дотируемых государством телеканалов — и креативный класс на этот запрос ответил.

Один из примеров — самиздат журнал Wake Up Kazak, выпускаемый студентами Назарбаев Университета. Журнал начал выходить с начала 2019 года и полностью состоит из перевода актуальных научных, политических и социо-экономических статей на казахский язык. В издании можно встретить статьи про эвтаназию, искусственный интеллект и даже исламский феминизм — темы, которые казахоязычные СМИ фактически никогда не затрагивают.

Второй момент: кризис самоидентификации. В статье «100 лет одиночества (Культурная деколонизация в Казахстане и её художественные формы)» искусствовед Валерия Ибраева пишет, что проблема самоидентификации для профессиональной культуры Казахстана существовала всегда.

«Казахстан — страна, территория которой находится между Великой китайской стеной и стенами Кремля. Между этими величинами, символизирующими не только географические границы, белым пятном в глазах большого художественного мира существует культура Казахстана (…) Как нечто абсолютно новое, привнесенное извне, профессиональное искусство должно было пройти процесс адаптации к местным условиям. Вместе с тем ускоренный процесс усвоения был не простым механическим переносом мирового культурного наследия на новую почву, — это был трудный, тяжелый период постижения нового способа освоения мира».

Хоть «уличные» артисты, поэты и инди-музыканты не могут относиться к «профессионалам» в традиционном понимании этого слова, актуальное андеграунд искусство и субкультуры не только быстрее реагируют на жизненные реалии, но и являются катализатором общественных процессов, активно, а иногда даже и агрессивно вмешиваясь в них, как это сделала, например, группа молодых художников, придумавшая и осуществившая дерзкую акцию «От правды не убежишь». Остросоциальный художественный протест родился не вчера, но именно с приходом свежих сил, социальных сетей и запроса на аутентичность этот протест стал видим как никогда.

Из архаичного, устаревшего казахский стал языком манифестов и новых песен. Переход на латиницу ещё более усилил культурный ребрендинг языка, придав ему свежесть и аутентичность. Неважно, назарбаевская ли латиница или вариант активистов Kazak Grammar — в любом виде новый казахский не только смотрится иначе, но и даже звучит по-новому.

Поиск идентичности в этой плоскости ушел от плоскости национальности как идеи: этническая 16-летняя украинка требует, чтобы в паспорте ей указали национальность «казашка», этнический немец с наклейкой "qazaq koktemi" идёт на митинг, а этнический казах переводит Китса и Бредбери на казахский язык — все они находятся в одном контексте, в одной географической точке и времени и ищут ответы на одни и те же вопросы, новую идентичность. Всем им нужна личная и коллективная идентификация; что делает их общность? Другими словами, существует ли в этом коллективе людей нечто, не поддающееся изменения извне (законам природы, логике), то, что делает его уникальным?

ФОТО: Мурал Сауле Сулейменовой и Куаныша Базаргалиева в Алматы

О все возрастающем влиянии казахского языка и самоидентичности говорит и резко увеличившееся количество научных работ на эту тему. Например, автор диссертации «Языковые идеологии казахстанской молодежи: ценность казахского языка в контексте изменяющегося лингвистического рынка» Гульнар Аканова исследовала отношение к языку столичной молодежи.

«Когда слушаешь великих людей, интервью людей, которые на руководящих должностях. У них всегда там есть какой-то citation "вот, қазақтарда бар ғой: Ағасы бардың — жағасы бар, апасы бардың“…там…я не помню. И вот когда они объясняют и говорят этот citation, это делает их немного credible в моих глазах. Это вдохновляет».

Впрочем, трёхъязычие «казахских хипстеров» — это тема для отдельного исследования и отдельной статьи.

Айтыс-батлы, Q-Pop и Qazaq Indie

Хоть казахоязычная арт-среда существовала и раньше, а расцвет её пришелся на нулевые, как отмечает искусствовед Зитта Султанбаева и автор книги «Арт Атмосфера Алматы», эта активность была ответом на запрос извне.

«Тенденции нулевых — это экспорт продукта наших художников за рубеж, поскольку почти нет внутреннего запроса…»

В десятых же запрос появился изнутри и главным зрителем были уже не иностранные галереи или даже телеканалы, как в случае с клипами Такежана, крутившиеся на MTV, а внутренний зритель и слушатель.

Одним из первых громких имен здесь стал Галымжан Молданазар, который несмотря на зарубежное синтипоп звучание снял клип в стиле ностальгических 80-х. В видео «Ақпен бірге» сельская молодежь танцует на дискотеке в спортзале, пацаны с района выясняют отношения — даже тем, кто никогда не жил в ауле и не был в таких ситуациях, месседж был понятен и близок. Нельзя сказать, что именно Молданазар запустил бум казахоязычной инди-музыки, случившийся в последующие шесть лет, здесь было много факторов — распространение социальных сетей и музыкальных сервисов, резкое удешевление записи музыки, та же самая демография. Но именно он своим примером показал, что сочиняя музыку не на английском или русском языках можно быть и модным, и популярным. Хотя, конечно, о массовости здесь говорить не приходится.

Это получилось у другого музыкального коллектива — Ninety One и их продюсера — бывшего солиста группы ORDA — Ерболата Беделхана. История группы началась в 2015 году с дебютного сингла «Айыптама». Ребята, поющие в жанре Q-pop, кальки с корейского K-pop, одевающиеся и ведущие себя в том же стиле, мгновенно привлекли к себе внимание масс. Внимание было как позитивным, включающим в себя тысячи поклонниц по всей стране, так и негативным: многочисленные срывы концертов легли в основу документального фильма Катерины Суворовой «Мы будем петь свою музыку», премьера которого на больших экранах состоится в ближайшее время в рамках их тура по стране.

Однако для группы все закончилось относительно хорошо. Как и все люди, добившиеся народной популярности, они прибились к партии «Нур Отан», а их солист даже выступил на съезде, где сказал тем не менее очень важные слова:

«В ряде городов и площадок были против нашего творчества. Оказывается, петь, показывать шоу и быть настоящим, современным артистом не подобает казаху 21-го века. Мы столкнулись с предупреждением, что 21 век и наш менталитет и культура несовместимы. Я с этим полностью не согласен. Казаху не подобает быть бескультурным, но подобает быть современным. И здесь возникает вопрос: чем отличается западная культура от нашей? Западная культура всегда идёт в ногу со временем и прогрессирует, именно поэтому она так притягательна для молодежи всего мира. Если мы хотим вывести нашу культуру и духовное богатство на высокий уровень, то мы должны принимать во внимание интересы молодежи. Нам следует адаптировать казахскую культуру к современным трендам».

Ещё один пример подобный адаптации андерграундовые айтыс-батлы

Если согласиться с одним из определений искусства, как рефлексии на происходящее в общества и ответ на запрос, то можно легко проследить, что современная казахстанская субкультура проактивно на этот запрос отвечает и этот сегмент будет только расти. Если в ближайшие пять лет вы не хотите от него оторваться, то самое время отбросить все отговорки и выучить, наконец, казахский язык. Если и это вас не убедило, то вот ещё пять неочевидных причин.

5 неочевидных причин выучить казахский:

К концу 21 века вымрут от 50 до 90 % языков. Язык считается официально умершим, как только умирает последний человек, говорящий на нём. Если казахский попадет в число этих языков и вы хотите остаться в истории или стать хранителем исторического артефакта, то знание языка — отличный способ;

Чтобы быстрее получать справки, документы и «решать вопросы»;

Чтобы слушать айтысы и рэп-айтысы, понимать весь юмор и красоту метафор, а также узнать, почему из-за Заитова сотни людей вышли на улицы 10 июня;

Чтобы замечать, насколько плохо переводятся реклама и вывески на улицах;

Чтобы увеличить количество нейронных связей и спасти себя от Альцгеймера.